Ашкелонский форум

Добавлено (23.03.2012, 19:15)
---------------------------------------------
Болрис ШТЕЙН

ЭТО ТАК…
Из-под накидки напускной небрежности,
Из-под рогожи грубости и грешности,
Из-под лохмотьев несуразной внешности,
Которые ношу я на себе,
Достану желтого цыпленка нежности
И осторожно протяну тебе

Добавлено (24.03.2012, 09:52)
---------------------------------------------
Борис ШТЕЙН


СКВОЗНЯКИ

Сначала походили, посвистели,
Подушку покатали по постели,
Похлопали и дверью, и окном.
Не дав мне дописать, поставить точку,
Бумаги растащили по листочку
И закружились над моим столом.

Мне заводиться с ними не хотелось.
Хотел додумать то, что не успелось,
Взять сигарету, не теряя нить…
Но сквозняки! Я знаю их привычку
Хватать за ухо, за нос, дуть на спичку
И не давать ни думать, ни курить.

Когда уж вовсе не возможно стало,
«Эй, хулиганы, – крикнул я устало, –
В чем дело, говорите, а не то…»
Они сказали: «Вот какое дело:
Еще вчера здесь женщина сидела…»
Я подтвердил: «Сидела. Ну и что?»

А сквозняки, волнуясь, продолжали:
«А то, что мы ее не раздражали.
Она светла была и весела.
Мы дули сквозь нее – она смеялась,
Волос не поправляла, не боялась»…
«Ребята, – я сказал, – она ушла».

Они тогда раскланялись так важно
И, возвратив мне мой багаж бумажный,
Растаяли, неслышны и легки.
Они теперь не ходят, где придется,
Сидят за шкафом, ждут, когда вернется
Та женщина, что любит сквозняки.

Добавлено (26.03.2012, 11:24)
---------------------------------------------
Борис ШТЕЙН

МОРА
Левантийская жара
Давит в области затылка.
Полюбилась мне мора,
А по-нашему – училка.

Хороша и молода,
Артистична и спортивна.
С ней, ручаюсь, никогда
Мне не стало бы противно.

Я сижу в своей норе
И мечтаю о море.

Никого со мною нет.
Я склоняюсь над тетрадкой.
В ней не «алеф» и не «бет» –
В ней мора с ее повадкой.

Ах, мора, мора, мора
Как нас жучила вчера!
И должно быть, не напрасно,
И, должно быть, ей видней.
Как она была прекрасна
В педагогике своей!

Эти мысли ненароком
Довели бы до греха,
Если б темою урока
Не случилась «мишпаха».

Мы на нищенском иврите
Говорили про семью.
Ах, мора, вы расскажите
Биографию свою.

Я узнал тогда про мужа
Этой царственной моры,
Что она ему к тому же
Нарожала детворы.

Что четыре короеда
Обгрызают их бюджет.
Лейтраот, мора, покеда,
У меня претензий нет.

Добавлено (27.03.2012, 13:38)
---------------------------------------------
Борис ШТЕЙН

ОТПЛЯСАЛО МОЕ ПОКОЛЕНИЕ.

Отплясало, отспорило, частью повымерло.
И смешные его треволнения
Аккуратное время из кухонь хрущевских повымело.
Нынче жизнь – как разгаданный ребус:
Без загадки и сантимента.
Разрисован рекламой, последний троллейбус
Увозит последнего диссидента.

Он за вольный эфир, как за нить Ариадны, держался…
Он играл на гитаре. Страдал. Вел с властями себя нелюбезно.
Вот и рухнул ветряк, тот, с которым он храбро сражался.
А за тем ветряком – то не вольное поле открылось, а бездна.

Отплясало мое поколение,отплясало, отспорило,
Отрыдало в подушку.Но оно без сомнения
Хоть чего-то да стоило,
Потому что за каждый пустяк,
Черт возьми,не брало оппонента на мушку

Добавлено (27.03.2012, 18:13)
---------------------------------------------
Уважаемые друзья!
Как вы отнесетесь, если я вместо стихов предложу вакм несколько сказок для всвех?

Добавлено (28.03.2012, 08:17)
---------------------------------------------
Борис ШТЕЙН
СКАЗКИ ДЛЯ ВСЕХ

КАКТУС

.

Кактус рос среди других цветов на широком балконе. Балкон был так уставлен горшками и пластмассовыми лотками с цветами и кадками с разными растениями, что напоминал ботанический сад. По вечерам на балкон приходили мужчина и женщина. Они пили чай или вино в окружении цветов, подрастающих пальм и других растений и тихонько переговариваясь, любовались холмами, покрытыми многоярусными застройками из розоватого иерусалимского камня. Большое круглое солнце, уставшее за жаркий день, заливало каменные дома ровным спокойным светом, и от этого они делались еще розовее и еще красивее.
А на кактус никто особого внимания не обращал. И это понятно. На балконе цвели алые и белые розы, щедрые гвоздики, буйные хризантемы, нежные тюльпаны и самоуверенные герберы. Там росло еще несколько цветков с трудным названием АЛЬСТРИМЕРИЯ. Они были похожи на вытянутые для поцелуя губы. Поэтому не удивительно, что, глядя на них, мужчина и женщина иногда целовались… А на серо-зеленом колючем кактусе даже не останавливали взгляда.
- Боже мой, - сказала кактусу белая роза, - вы стоите в тени навеса, вы постоянно стоите в тени навеса. Вы же зачахнете без солнечных лучей. Как бы я хотела вам помочь!

Да-да, именно так сказала скромному кактусу роскошная белая роза: « как бы я хотела вам помочь!».
И добавила:
- К тому же вас совсем не поливают, я очень беспокоюсь, как бы вы не умерли от жажды.
- Вы действительно беспокоитесь обо мне и хотели бы мне помочь? – поинтересовался растроганный кактус. – Ему в жизни не приходилось сталкиваться с таким вниманием к своей особе. Он ведь был всего-навсего низкорослым, неказистым колючим отростком, и никто не смог бы сказать с уверенностью, кто он на самом деле: стебель или просто листок, пустивший корни. Такой
.

- Действительно беспокоюсь, - призналась красавица-роза.
- Не беспокойтесь, сказал кактус. – Нам, кактусам, много не надо: полкружки воды раз в месяц для нас вполне достаточно. Но ваша забота обо мне… Я чувствую от этого необыкновенное волнение… К тому же вы так прекрасны!
- Разве кактусы умеют чувствовать? – удивилась белая роза.
- Конечно, умеют, - подтвердил немногословный кактус. - Только
вида не подают. У нас, кактусов, не принято выставлять свои чувства напоказ.
И он надолго замолчал, удивляясь собственной болтливости.
Ближе к вечеру, когда солнце стало клониться к западу и подкрашивать видимую с балкона часть города, роза сказала:
- Я, все-таки, прямо не нахожу себе места: как же вы без солнца!
- Вы чуть-чуть поверните ко мне свой прекрасный бутон. Он будет мне вместо солнца!
- Я сделаю это утром, - пообещала красавица. – Утром мои лепестки раскроются, и я действительно стану похожа на солнышко. Только белое.
- Белое Солнце пустыни! – произнес кактус, сам не понимая, откуда взялась у него это фраза.
- Да вы поэт! – удивилась роза. – Кто бы мог подумать!
- Так уж и поэт! – застеснялся кактус. – Просто вы мне очень нравитесь!
- И вы мне! – призналась роза.
Надо сказать, что от этих слов кактус совершенно потерял покой. Неведомые прежде чувства овладели его серо-зеленым телом. . Ему хотелось говорить и говорить со своей прекрасной соседкой, но та, свернув лепестки в бутон, уснула на всю ночь.
Кактус все тревожился и кряхтел, но делал это тихонько, чтобы не разбудить розу.
Он с трудом дождался утра.
Утром роза повернула к нему свое открытое лицо и воскликнула:
- Как вы прекрасны! Вы настоящий красавец!
Дело в том, что на скромном серо-зеленом колючем кактусе, прямо на ребре его ни то стебля, ни то листика, расцвел восхитительный красный цветок.
- Кактус зацвел! – с удивлением сказала женщина своему мужчине. Этим утром она его полила и выдвинула из тени навстречу солнечным лучам.

БАРЖА

Большая волна, прибежавшая из самой середины бесконечного моря, протиснулась в узкие ворота гавани и раскачала привязанные к палам суда. Ветра не было, было послеветрие, молчаливое возмущение водной поверхности, называемое мертвой зыбью.
На кнехтах и палах скрипели швартовые канаты, привязанные к бортам веревочные кранцы, похожие на грушевидные мячи для регби, смягчали столкновения бортов.
Среди этих рабочих звуков внимательное ухо могло уловить негромкие голоса, которыми переговаривались между собой стоящие борт о борт суда.
- Не могли бы вы подложить между нами еще один кранец? – сказала старая баржа высокомерной яхте. – Я боюсь, как бы мой ржавый борт не повредил вашу белоснежную краску!
- Не сейчас, не сейчас, - раздраженно ответила яхта. - Я сейчас занята: у меня совещание.
Солнечный луч полоснул по плафону ТОПОВОГО ОГНЯ – лампы, установленной на самом конце высоченной мачты, на плафоне вспыхнуло что-то вроде косой улыбки, словно бы великолепная яхта презрительно усмехнулась.
А совещание, между тем, действительно происходило. В щегольской кают-компании яхты за овальным столом мореного дуба собралось несколько молодцеватых мужчины в синих клубных пиджаках с бронзовыми пуговицами. Бронзовые пуговицы гармонировали с их бронзовыми от загара лицами. Охлажденное светлое пиво в эксклюзивных кружках из темного стекла было единственным угощением на этом собрании яхтенных капитанов.
Речь шла о предстоящей международной регате.
- Я, как яхта-хозяин, - сказал один из присутствующих, высокий красавец с рыжей шкиперской бородкой, - я, как яхта- хозяин, - сказал он, - настаиваю на удалении из гавани старой баржи. Это позволит ошвартоваться двум или даже трем яхтам, участницам регаты.
- Куда же мы ее денем, эту баржу? – заговорили остальные яхтенные капитаны. – Ее совершенно некуда девать!
Тогда рыжебородый красавец, который, как многие капитаны, отождествлял себя со своим судном, заявил:
- Я полагаю, ее необходимо вывести на рейд и утопить на глубоком месте. Я. Как яхта-хозяин…
Но закончить свою убедительную речь этому капитану не удалось, потому что в кают-компании стали раздаваться голоса сомнения и даже возражения..
- Это же знаменитая баржа – заговорили капитаны. - Когда-то она привезла на наш берег огромное количество новых поселенцев, наших, по сути дела, дедушек и бабушек. Буксир, который тащил баржу, погиб под огнем английской артиллерии, и люди добирались до берега вплавь. Добравшись до берега, многие получали винтовки и, не успев обсохнуть, шли в бой. И некоторые погибли в этом бою. Они погибли, чтобы, их потомки, могли свободно жить здесь и проводить парусные регаты. Как же мы теперь возьмем и уничтожим такую героическую баржу!
- Но у нас нет другого выхода! – настаивал рыжебородый капитан. Совещание затянулось. Капитаны выходили на палубу, курили ароматные сигареты и редкий трубочный табак и снова спорили. Они включили палубное освещение, и красавица-яхта словно преобразилась и стала еще прекраснее.
Старая баржа смотрела на высокомерную соседку и печально думала о том, что на ней-то, на барже, давно уже никто не включал палубное освещение. И ей очень захотелось вернуться в свою трудовую и героическую молодость, в те времена, когда на нее заглядывались молодые, сильные буксиры, по ее палубе сновали люди, и за ее кормой обозначалась кильватерная струя. Она была тогда молода и привлекательна, ее ценили и использовали. А теперь она стояла, заброшенная и запущенная, да-да, всеми заброшенная старая ржавая лоханка. И она беззвучно и бесслезно заплакала, как старуха, забытая на обочине жизни.
Наутро баржа обнаружила, что на нее обратили внимание. Молодые, ловкие парни обстукивали ее отсеки и трюм и что-то крепили внутри нее возле самого киля. Красавец-буксир завел на нее новенький капроновый трос. Старый кнехт на ее носовой части напрягся и приготовился тряхнуть стариной. И его, действительно, дернули и развернули древнюю посудину носом в открытое море.
Вскоре она двинулась вперед, увлекаемая сильным, изящным буксиром, оставляя за кормой явственную кильватерную струю. По ее трапам сновали ловкие фигурки, с капитанского мостика, что был расположен на самой корме, раздавались усиленные рупором команды.
Это была жизнь!
Это была молодость!
Потом рухнул на глубину тяжелый якорь, увлекая через клюз бесконечную якорь-цепь.
Баржа не знала, что до взрыва оставалось не более минуты.
- Я счастлива! – подумала она.
И это была ее последняя мысль.

Добавлено (29.03.2012, 09:07)
---------------------------------------------
На моём животике спит свернувшись кошка.
Звонкий щебет внучки в ушки проникает.
Птицы за окошком одаряют трелью.
Ветер хлопнул дверью. створками играя....
Свет струится шёлком...утро наступает...

Коврик Кузнецова под скулящей спинкой
И на стенке рядышком милые картинки...
И проснуться можно. да не в пять пятнадцать.
В утро выбираясь. а заняться йогой.
Глаз не открывая....

Лёгкие движения. крутим кисти рук.
Плечи растянули. парочку асан....
И спасибо Жанне за Восточный танец
Новый мой роман!

Добавлено (30.03.2012, 09:53)
---------------------------------------------
На утро решила позвонить Владимиру Азарову - режиссёру и руководителю городского народного театра и спросить его - знаком ли он с автором этих детских и взрослых сказок.
Хотела подсказать ему, что сказки могли бы заинтересовать его как режиссёра.
Оказывается, господа, я опоздала.
Эти два господина не только знакомы, но и наш сказочник, он же и артист в его театре - это раз, и Володя поставил уже две его детские сказки - это два.
Боже, как я отстала от жизни!
Браво и Борису, и Володе!